Письмо он написал, да. Тут сложно было не написать. Поставил в известность, что поддерживает молодого Хидэёри, потому что он «законный наследник, и другого пути я для себя не вижу», вскользь заметил, что будет командовать обороной Осаки. И ни словом не упомянул, что пишет в последний раз. Такой вот оригинальный Санадовский способ прощаться. Кто бы мог подумать, что восторженный Тигренок из Каи растеряет всю свою порывистость, но так и не станет Тигром. «Тигром был Он. Я – Санада Гэндзиро Юкимура.» Он пытался сберечь Каи. Почти три года морочил всем голову. Больше всего боялся Уэсуги, но Кэнсин не стал его трогать. Эпические «стояния» при Каванакадзима прекратились со смертью Сингэна. А вот нападки со стороны Ходзё и Токугавы – нет. «Переходи под мою руку, и я буду защищать твои Каи, Синано и что-там-у-тебя-еще-осталось.» Он посмотрел так вымученно, что Дракону стало стыдно. После смерти Сингэна Санада почти прекратил приезжать сюда, в Мотомия. Его рвали на части. Стервятники, узнавшие о смерти Тигра, кружили вокруг опустевшего логова. И одного Тигренка для защиты владений было мало. «Я уже отдал тебе все, что мог. Это – не мое. Каи я не отдам.» Врал, конечно. Что он мог отдать, если сам себе не принадлежал? Даже во время жарких ночей, когда его пальцы с отчаянием утопающего цеплялись за кимоно Дракона, руки разжимались тот час же, если кто-то из Десяти приносил дурные вести из дома. Ну так и Дракон такой же. «Тебе нужны союзники.» Качает головой, увлекает за собой вниз. Честный. Не стал говорить, что прислушается к совету. А потом – так удивительно после всех его отнекиваний – «Я изъявил покорность Тоётоми». И неприятно к тому же. Какой-то там носильщик сандалий. Но входящий в силу «носильщик сандалий» – правильный выбор, если твой дом на грани краха. «Хм, а я пока подожду присоединяться к Обезьяне. Пусть сам попросит.» Когда попросит, Дракон опоздает. Явится под самый занавес. Встретит обеспокоенный взгляд Санады – Обезьяна уже всех лишила персиков*, Обезьяна на троне, злить Обезьяну опасно, – но только усмехнется. Обезьяна тоже поулыбается – и попытается связать Дракона финансовой уздой. А Санада назло всесильному экс-регенту зачастит в Ивадэяму, и им двоим будет казаться, что все хорошо. Плевать, что Дракону не доверяют, плевать, что обрезали владения – он знает, что с ним его люди и он выкрутится, потому что драконы, они умнее мартышек. Даже обвинение в участии в мятеже неудачливого мартышкина племянника не испортит Дракону настроение. И Санаде не испортит. У него другие поводы для счастья в тот момент будут. Он будет рад, что сошла, наконец, на нет былая слава Уэсуги и он до этого дожил. «Бог войны был отличным полководцем.» «Меня не волнует, кем он был, – он осмелился бросить вызов Ояката-сама!» Очень хорошие вышли годы. Санада, казалось, успокоился. Всех воинствующих послали воинствовать в Корею, а здесь остались… ну да, Драконы да Змеи. Токугава ведь тихо сидел. Как гадюка в траве. Знал, что под подозрением. Ждал своего часа. И дождался. Бывший сын асигару, носильщик сандалий, Обезьяна, генерал, регент, Хиёсимару, Киносита Токитиро, Хасиба, Тоётоми Хидэёси отправился на тот свет. Вернулись корейские горячие головы, видят – управленцы и тыловики все к рукам прибрали. А Змей – вот он, тут как тут. И последний живой соратник Нобунаги, и боевой генерал, и Минамото у него в роду имеются. А то расплодились, тут, понимаешь ли, мартышкины стратеги! Всем нравиться пытался, как будто он – золотой рё. Дракону, вон, миллион коку пообещал. Вышло, правда, всего 640 тысяч, так Дракон и делил на восемнадцать. А вот Санада, похоже, искренне верил (если он вообще не разучился к тому времени верить, как периодически казалось Дракону), что Иэясу заботится о благополучии Обезьяньего сынка, потому что увел своих людей, едва услышав обличительный манифест Исиды. Только Исиде это все равно не помогло – Змей успел втереться в доверие к Западным генералам, и они дружненько продемонстрировали трюк «сдаюсь за хорошую плату». Ну и Мори, конечно же. Меланхолично простоять на склонах горы всю баталию – это надо уметь! Ох, и внучки у Мотонари вышли! Короче, Санадовская демонстрация ничего не решила. А вот Дракону впервые в жизни пришлось кланяться. «Он просто отвел свои войска. Он не выступил против Вас.» «Что же это вы так защищаете своего давнего противника, Масамунэ-доно? Впрочем, некоторые утверждают, что вы с ним довольно близки…» Они тогда так и не встретились. Что было по-своему хорошо: желание собственноручно удавить Санаду было слишком велико, чтобы удержаться. Не взять его за грудки, не встряхнуть и не спросить: «Какого черта?! Верность Обезьяньему семейству для тебя так много значит?!» Потому что Дракон знал, что тот ответит.
На горе Коя с визитами было сложно. Зато с письмами как-то сразу сложилось. «Чем занимаешься?» «Да так, прохлаждаюсь. Здесь хорошо. Свежий воздух, приятные виды. Наслаждаюсь простой, размеренной жизнью. Начал вот заниматься рэнга…» Они увиделись пару раз. Санада, с отрастающими после посвящения волосами, в обычной юкате вместо излюбленных алых доспехов, мог показаться мирным кому угодно. Только вот под разбросанными листами с упражнениями в каллиграфии и свитками рэнга виднелись трактаты по стратегии, а осведомленность хозяина о происходящем за пределами Кудоямы была явно выше, чем у простого отшельника. Информацию он, конечно, получал. И общения этому «несчастному ссыльному» хватало (Странно еще, как его люди не заложили на горе свою деревню!). А вот Дракона – нет. И так было чертовски приятно узнать, что чувства к тебе не изменились, что тебя ждали, что… руки ложатся на его плечи так же привычно, как раньше; улыбается он так же, как раньше; и спать он по-прежнему пытается поперек футона, и закусывает губу, и тянется двумя руками, и вздрагивает всем телом…
Четыре раза Дракон поднимался на гору. Четыре раза за эти чертовы тринадцать лет. И вот теперь приходит письмо. За тонкими створками сёдзи кто-то быстро опустился на колени. – Это Катакура Сигэцуна. Прибыл гонец от господина сёгуна. – Входи. Еще одно письмо за сегодня.
Дракон подписал. Дракон сказал «да». Дракон приказал собирать войска и двигаться в Эдо. Все это время Кодзюро-младший просидел у него за спиной, боясь лишний раз пошевелиться: все время ждал, что господину откажет голос разума и тот сорвется. Обошлось. Только поздно вечером Докуганрю задержал его у себя в покоях и спросил устало: – Как там твой отец? На первое письмо он так и не ответил. В двадцать третий день десятой луны войска Одноглазого Дракона выступили из Эдо. Катакура Сигэцуна и еще несколько доверенных человек получили приказ: «Взять живым!» А не доверенные и так знали, что с полководцем в красных доспехах будет разбираться сам Господин.
Осака встретила неприятеля неприступными каменными стенами и рядом инновационных оборонительных сооружений на юго-западном фланге. Сигэцуна вопросительно посмотрел на своего господина. – Расстреляют, – коротко объяснил Дракон. – Всю первую волну и, может, вторую. Вот оттуда и расстреляют. Он оглянулся на ординарцев, расставляющих маки**, и добавил: – Приказ прежний – брать живым. Подождите, пока у них кончатся заряды и они начнут отступать к Хатёмэгути. – Будет исполнено! Дракон еще раз окинул взглядом замок. Интересно, понимал ли Змей, что осада рискует затянуться на неопределенный срок, или у него были, как всегда, свои тузы в рукаве? Собственные планы уже казались Дракону сомнительными. Что ж, его войска подождут. Подождут, пока Иэясу не обломает свои зубы об укрепления или не раскроет карты. Например, не приведет под Осаку гайдзинские пушки. Утро четвертого дня подкрепило его подозрения. Войска с шестью монетами на знаменах остановили не только Маэду, но и объединенные силы Наотака и Таданао вместе взятые. Нововведения (Дракон почему-то не сомневался в их авторстве) возымели разрушительнейший эффект. Части отряда Змеиного внука в конце концов удалось таки прорваться к воротам, но защитники Хатёмэгути, не особо усердствуя, вышибли их вон. Первая атака захлебнулась. Вторая попытка у ворот Танимати привела к такому же результату. Наступило временное затишье. Девятого дня заговорила артиллерия. А шестнадцатого под стены осажденного замка подвезли европейские пушки. – Мой господин, разрешите доложить! К господину сёгуну прибыли посланники от бунтовщиков! – Ёдогими-химэ! – Дракон швырнул на землю рукавицу и растоптал ее ногой. Он знал, что в ставку командующего нельзя спешить. Нельзя бежать, нельзя показывать свою заинтересованность. Пусть трусливая баба поизворачивается, у нее там везде приятельницы, пусть полебезят перед Змеем, построят из себя дурочек, мол, мы испугались, мы ничего не знали, мы только защищались… Главное – выторговать Санаду, чтоб ему пусто было, этому военному гению, договориться взять его под свой контроль или, на худой конец, под контроль кого-то из умеренных. У сёгуна ждало непредвиденное. – Мы прощаем нашего любезного родича за его недомыслие, – царственно заявил Иэясу. – Мы обещаем, что не станем преследовать никого из его людей. Мы также даруем ему две провинции в знак нашей доброй воли и как компенсацию за повреждения, нанесенные этим трагическим недоразумением его замку. Господа, не смею вас больше задерживать под стенами Осаки. Дракон выбрался из палатки мрачнее тучи. – Прикажете оставить лазутчиков? – спросил Сигэцуна, сопровождавший своего господина. – Да.
Несколько минут они шли молча. Наконец, Сигэцуна не выдержал: – Мой господин, вы не напишете Санаде-доно? Дракон на мгновение остановился. – Я. Не. Буду. Писать. Этому. Придурку, – с неожиданной яростью ответил он. – Готовь армию к отходу. Немедленно. Сигэцуна поклонился и исчез. Дракон еще раз посмотрел на толстые крепостные стены, которым даже гайдзинские пушки не смогли нанести существенных повреждений, и выругался сквозь зубы. Стены замка устояли, а вот людские сердца оказались стратегически уязвимыми. Обезьяныш и его истеричная мамаша провалили оборону, сдали замок и обрекли себя (а в этом Дракон был твердо уверен) и своих людей на верную смерть. Токугава не отступится. Теперь, когда юный наследник Хидэёси сдуру продемонстрировал, что может сопротивляться, Змей приложит все усилия, чтобы стереть его в порошок. Как строится порядок в новом сёгунате, Дракон уже понял. На следующий день, на марше, их догнало сообщение, что отряды Токугава начали разрушение крепостных стен.
Датэ-гун уходила к Аоба. Небольшой отряд, включая и самого командующего, остановился по дороге в замке Сироиси. Отдыхали довольно долго – дня три, но все прислуживающие в личных покоях знали, что Сигэцуне так и не удалось побыть наедине с отцом. О чем же совещались Дракон, его Правый Глаз и нынешний помощник, не узнал никто. На том и разошлись. Сигэцуне было дозволено задержаться у больного отца, основной отряд ушел к Аоба. На подходах к замку Дракона догнали лазутчики. Вести из Киото оказались неутешительными. Иэясу удостоился Высочайшей аудиенции, возмущенные требования Ёдогими не достигли цели, укрепления Осаки были разрушены. – А контингент? – спросил Дракон, хмуро доставая набор для письма. Он приказал провести лазутчика в личные покои и теперь расспрашивал непосредственного свидетеля. – Контингент остался на месте. – Продолжайте наблюдение. Он посмотрел на лист белой бумаги, лежащий перед ним. Написал иероглиф «смирение» – и тут же выбросил вон. Потом решительно вывел «равное противостояние»***. «Дракон» щетинился вверху листа, «тигр» прижимался к земле под ним, «две руки» тянулись друг к другу, но сжимались на «жезле». Дракон долгое время смотрел на последний иероглиф, потом выбросил и этот лист тоже. Через неделю другой лазутчик сообщил, что Иэясу заказал новые пушки у Кунитомо. А по весне было объявлено, что один из сыновей бывшего сёгуна празднует свою женитьбу в Нагое. Вести о свадьбе пришли одновременно с приказом всем даймё немедленно собраться в Фусими. Датэ-гун снова двинулась на запад. Дракон спешил. Он знал, что Иэясу не доверяет ему и может заставить вступить в бой уже после того, как сопротивление будет сломлено и основные силы защитников Осаки уничтожены. А ему нужно было встретить одного-единственного человека, встретить, чтобы успеть остановить. План вырисовался снежной сэндайской зимой и остался на смятом листе бумаги для каллиграфии, но Дракону не нужны были вещественные напоминания – три иероглифа виделись ему так же четко, как будто бы он только что записал их. «Дракон». «Тигр». «Борьба». Впервые за долгие годы всех этих одавар, ивадэям и коя его сердце пело. Дракон мчался к Осаке, чтобы успеть. Чтобы вызвать на поединок Молодого Тигра и сказать ему: «Если проиграешь – сделаешь, что хочу»…
*«Обезьяна ворует персики» – прием в ряде школ китайских боевых искусств, при правильном проведении которого гениталии противника оказываются раздробленными. Иносказательно что-то типа: «взять всех за яйца». **«маки» – ширмы из полотнищ, которыми ограждался командный пункт. ***«противостояние равных» – идиома из трех иероглифов, описываемых в тексте. Литературно переводится на русский как «нашла коса на камень». Последний иероглиф - «борьба» - считается изображением двух рук, выдирающих друг у друга жезл.
Знаешь, собака туда не дойдет одна. Но, может быть, волк сможет.(с) Балто
О боже, оно прекрасно. Автор... я готова вам хвалебные оды сочинять. Так правильно, так в духе того времени... так.... Я не могу слова подобрать, чтобы описать свои эмоции.
Спасибо, спасибо огромное.
ПосткриптумИ, если это возможно, как автор автору, подскажите, где вы брали информацию о названиях, датах, географии и сражениях Японии того времени. Очень нужно.
божже. совершенно прекрасный фик, автор, вы залезли в мою голову - то, что я мечтал увидеть в этом фэндоме - вот оно. я на связный отзыв не способен сейчас, но хочу хотя бы выразить свое восхищение. и немножко про концовку, то, что получилось сформулировать. конец - такой, какой должен быть, после него сначала вспыхивает дикое желание продолжения, но потом понимаешь, что нет, не надо больше ничего, все правильно, и лучше быть просто не может. хотя если вы все же еще что-то сюда допишете, я буду только счастлив. и можно вас в умыл? пожалуйста.)
*бурно аплодирует* Это великолепно. Я намертво увязла в исторических реалиях, но это только от незнания эпохи)) А в ваших Масамуне и Юкимуру верится с первых слов, хотя текст не совсем даже и про них двоих. Спасибо, это правда великолепно Откроетесь мне тоже в умыл, если не сложно?
-
-
26.01.2010 в 14:06Кто бы мог подумать, что восторженный Тигренок из Каи растеряет всю свою порывистость, но так и не станет Тигром. «Тигром был Он. Я – Санада Гэндзиро Юкимура.»
Он пытался сберечь Каи. Почти три года морочил всем голову. Больше всего боялся Уэсуги, но Кэнсин не стал его трогать. Эпические «стояния» при Каванакадзима прекратились со смертью Сингэна. А вот нападки со стороны Ходзё и Токугавы – нет.
«Переходи под мою руку, и я буду защищать твои Каи, Синано и что-там-у-тебя-еще-осталось.»
Он посмотрел так вымученно, что Дракону стало стыдно. После смерти Сингэна Санада почти прекратил приезжать сюда, в Мотомия. Его рвали на части. Стервятники, узнавшие о смерти Тигра, кружили вокруг опустевшего логова. И одного Тигренка для защиты владений было мало.
«Я уже отдал тебе все, что мог. Это – не мое. Каи я не отдам.»
Врал, конечно. Что он мог отдать, если сам себе не принадлежал? Даже во время жарких ночей, когда его пальцы с отчаянием утопающего цеплялись за кимоно Дракона, руки разжимались тот час же, если кто-то из Десяти приносил дурные вести из дома. Ну так и Дракон такой же.
«Тебе нужны союзники.» Качает головой, увлекает за собой вниз. Честный. Не стал говорить, что прислушается к совету.
А потом – так удивительно после всех его отнекиваний – «Я изъявил покорность Тоётоми». И неприятно к тому же. Какой-то там носильщик сандалий. Но входящий в силу «носильщик сандалий» – правильный выбор, если твой дом на грани краха. «Хм, а я пока подожду присоединяться к Обезьяне. Пусть сам попросит.»
Когда попросит, Дракон опоздает. Явится под самый занавес. Встретит обеспокоенный взгляд Санады – Обезьяна уже всех лишила персиков*, Обезьяна на троне, злить Обезьяну опасно, – но только усмехнется. Обезьяна тоже поулыбается – и попытается связать Дракона финансовой уздой. А Санада назло всесильному экс-регенту зачастит в Ивадэяму, и им двоим будет казаться, что все хорошо. Плевать, что Дракону не доверяют, плевать, что обрезали владения – он знает, что с ним его люди и он выкрутится, потому что драконы, они умнее мартышек. Даже обвинение в участии в мятеже неудачливого мартышкина племянника не испортит Дракону настроение. И Санаде не испортит. У него другие поводы для счастья в тот момент будут. Он будет рад, что сошла, наконец, на нет былая слава Уэсуги и он до этого дожил. «Бог войны был отличным полководцем.» «Меня не волнует, кем он был, – он осмелился бросить вызов Ояката-сама!»
Очень хорошие вышли годы. Санада, казалось, успокоился. Всех воинствующих послали воинствовать в Корею, а здесь остались… ну да, Драконы да Змеи. Токугава ведь тихо сидел. Как гадюка в траве. Знал, что под подозрением. Ждал своего часа.
И дождался. Бывший сын асигару, носильщик сандалий, Обезьяна, генерал, регент, Хиёсимару, Киносита Токитиро, Хасиба, Тоётоми Хидэёси отправился на тот свет. Вернулись корейские горячие головы, видят – управленцы и тыловики все к рукам прибрали. А Змей – вот он, тут как тут. И последний живой соратник Нобунаги, и боевой генерал, и Минамото у него в роду имеются. А то расплодились, тут, понимаешь ли, мартышкины стратеги! Всем нравиться пытался, как будто он – золотой рё. Дракону, вон, миллион коку пообещал. Вышло, правда, всего 640 тысяч, так Дракон и делил на восемнадцать.
А вот Санада, похоже, искренне верил (если он вообще не разучился к тому времени верить, как периодически казалось Дракону), что Иэясу заботится о благополучии Обезьяньего сынка, потому что увел своих людей, едва услышав обличительный манифест Исиды. Только Исиде это все равно не помогло – Змей успел втереться в доверие к Западным генералам, и они дружненько продемонстрировали трюк «сдаюсь за хорошую плату». Ну и Мори, конечно же. Меланхолично простоять на склонах горы всю баталию – это надо уметь! Ох, и внучки у Мотонари вышли! Короче, Санадовская демонстрация ничего не решила. А вот Дракону впервые в жизни пришлось кланяться. «Он просто отвел свои войска. Он не выступил против Вас.» «Что же это вы так защищаете своего давнего противника, Масамунэ-доно? Впрочем, некоторые утверждают, что вы с ним довольно близки…»
Они тогда так и не встретились. Что было по-своему хорошо: желание собственноручно удавить Санаду было слишком велико, чтобы удержаться. Не взять его за грудки, не встряхнуть и не спросить: «Какого черта?! Верность Обезьяньему семейству для тебя так много значит?!» Потому что Дракон знал, что тот ответит.
На горе Коя с визитами было сложно. Зато с письмами как-то сразу сложилось. «Чем занимаешься?» «Да так, прохлаждаюсь. Здесь хорошо. Свежий воздух, приятные виды. Наслаждаюсь простой, размеренной жизнью. Начал вот заниматься рэнга…» Они увиделись пару раз. Санада, с отрастающими после посвящения волосами, в обычной юкате вместо излюбленных алых доспехов, мог показаться мирным кому угодно. Только вот под разбросанными листами с упражнениями в каллиграфии и свитками рэнга виднелись трактаты по стратегии, а осведомленность хозяина о происходящем за пределами Кудоямы была явно выше, чем у простого отшельника. Информацию он, конечно, получал. И общения этому «несчастному ссыльному» хватало (Странно еще, как его люди не заложили на горе свою деревню!). А вот Дракона – нет. И так было чертовски приятно узнать, что чувства к тебе не изменились, что тебя ждали, что… руки ложатся на его плечи так же привычно, как раньше; улыбается он так же, как раньше; и спать он по-прежнему пытается поперек футона, и закусывает губу, и тянется двумя руками, и вздрагивает всем телом…
Четыре раза Дракон поднимался на гору. Четыре раза за эти чертовы тринадцать лет.
И вот теперь приходит письмо.
За тонкими створками сёдзи кто-то быстро опустился на колени.
– Это Катакура Сигэцуна. Прибыл гонец от господина сёгуна.
– Входи.
Еще одно письмо за сегодня.
Дракон подписал. Дракон сказал «да». Дракон приказал собирать войска и двигаться в Эдо. Все это время Кодзюро-младший просидел у него за спиной, боясь лишний раз пошевелиться: все время ждал, что господину откажет голос разума и тот сорвется. Обошлось. Только поздно вечером Докуганрю задержал его у себя в покоях и спросил устало:
– Как там твой отец?
На первое письмо он так и не ответил.
В двадцать третий день десятой луны войска Одноглазого Дракона выступили из Эдо. Катакура Сигэцуна и еще несколько доверенных человек получили приказ: «Взять живым!» А не доверенные и так знали, что с полководцем в красных доспехах будет разбираться сам Господин.
Осака встретила неприятеля неприступными каменными стенами и рядом инновационных оборонительных сооружений на юго-западном фланге. Сигэцуна вопросительно посмотрел на своего господина.
– Расстреляют, – коротко объяснил Дракон. – Всю первую волну и, может, вторую. Вот оттуда и расстреляют.
Он оглянулся на ординарцев, расставляющих маки**, и добавил:
– Приказ прежний – брать живым. Подождите, пока у них кончатся заряды и они начнут отступать к Хатёмэгути.
– Будет исполнено!
Дракон еще раз окинул взглядом замок. Интересно, понимал ли Змей, что осада рискует затянуться на неопределенный срок, или у него были, как всегда, свои тузы в рукаве? Собственные планы уже казались Дракону сомнительными. Что ж, его войска подождут. Подождут, пока Иэясу не обломает свои зубы об укрепления или не раскроет карты. Например, не приведет под Осаку гайдзинские пушки.
Утро четвертого дня подкрепило его подозрения. Войска с шестью монетами на знаменах остановили не только Маэду, но и объединенные силы Наотака и Таданао вместе взятые. Нововведения (Дракон почему-то не сомневался в их авторстве) возымели разрушительнейший эффект. Части отряда Змеиного внука в конце концов удалось таки прорваться к воротам, но защитники Хатёмэгути, не особо усердствуя, вышибли их вон. Первая атака захлебнулась.
Вторая попытка у ворот Танимати привела к такому же результату.
Наступило временное затишье.
Девятого дня заговорила артиллерия. А шестнадцатого под стены осажденного замка подвезли европейские пушки.
– Мой господин, разрешите доложить! К господину сёгуну прибыли посланники от бунтовщиков!
– Ёдогими-химэ! – Дракон швырнул на землю рукавицу и растоптал ее ногой.
Он знал, что в ставку командующего нельзя спешить. Нельзя бежать, нельзя показывать свою заинтересованность. Пусть трусливая баба поизворачивается, у нее там везде приятельницы, пусть полебезят перед Змеем, построят из себя дурочек, мол, мы испугались, мы ничего не знали, мы только защищались… Главное – выторговать Санаду, чтоб ему пусто было, этому военному гению, договориться взять его под свой контроль или, на худой конец, под контроль кого-то из умеренных.
У сёгуна ждало непредвиденное.
– Мы прощаем нашего любезного родича за его недомыслие, – царственно заявил Иэясу. – Мы обещаем, что не станем преследовать никого из его людей. Мы также даруем ему две провинции в знак нашей доброй воли и как компенсацию за повреждения, нанесенные этим трагическим недоразумением его замку. Господа, не смею вас больше задерживать под стенами Осаки.
Дракон выбрался из палатки мрачнее тучи.
– Прикажете оставить лазутчиков? – спросил Сигэцуна, сопровождавший своего господина.
– Да.
-
-
26.01.2010 в 14:06Наконец, Сигэцуна не выдержал:
– Мой господин, вы не напишете Санаде-доно?
Дракон на мгновение остановился.
– Я. Не. Буду. Писать. Этому. Придурку, – с неожиданной яростью ответил он. – Готовь армию к отходу. Немедленно.
Сигэцуна поклонился и исчез. Дракон еще раз посмотрел на толстые крепостные стены, которым даже гайдзинские пушки не смогли нанести существенных повреждений, и выругался сквозь зубы. Стены замка устояли, а вот людские сердца оказались стратегически уязвимыми. Обезьяныш и его истеричная мамаша провалили оборону, сдали замок и обрекли себя (а в этом Дракон был твердо уверен) и своих людей на верную смерть. Токугава не отступится. Теперь, когда юный наследник Хидэёси сдуру продемонстрировал, что может сопротивляться, Змей приложит все усилия, чтобы стереть его в порошок. Как строится порядок в новом сёгунате, Дракон уже понял.
На следующий день, на марше, их догнало сообщение, что отряды Токугава начали разрушение крепостных стен.
Датэ-гун уходила к Аоба. Небольшой отряд, включая и самого командующего, остановился по дороге в замке Сироиси. Отдыхали довольно долго – дня три, но все прислуживающие в личных покоях знали, что Сигэцуне так и не удалось побыть наедине с отцом. О чем же совещались Дракон, его Правый Глаз и нынешний помощник, не узнал никто. На том и разошлись. Сигэцуне было дозволено задержаться у больного отца, основной отряд ушел к Аоба. На подходах к замку Дракона догнали лазутчики. Вести из Киото оказались неутешительными. Иэясу удостоился Высочайшей аудиенции, возмущенные требования Ёдогими не достигли цели, укрепления Осаки были разрушены.
– А контингент? – спросил Дракон, хмуро доставая набор для письма. Он приказал провести лазутчика в личные покои и теперь расспрашивал непосредственного свидетеля.
– Контингент остался на месте.
– Продолжайте наблюдение.
Он посмотрел на лист белой бумаги, лежащий перед ним. Написал иероглиф «смирение» – и тут же выбросил вон. Потом решительно вывел «равное противостояние»***. «Дракон» щетинился вверху листа, «тигр» прижимался к земле под ним, «две руки» тянулись друг к другу, но сжимались на «жезле». Дракон долгое время смотрел на последний иероглиф, потом выбросил и этот лист тоже.
Через неделю другой лазутчик сообщил, что Иэясу заказал новые пушки у Кунитомо.
А по весне было объявлено, что один из сыновей бывшего сёгуна празднует свою женитьбу в Нагое. Вести о свадьбе пришли одновременно с приказом всем даймё немедленно собраться в Фусими. Датэ-гун снова двинулась на запад. Дракон спешил. Он знал, что Иэясу не доверяет ему и может заставить вступить в бой уже после того, как сопротивление будет сломлено и основные силы защитников Осаки уничтожены. А ему нужно было встретить одного-единственного человека, встретить, чтобы успеть остановить. План вырисовался снежной сэндайской зимой и остался на смятом листе бумаги для каллиграфии, но Дракону не нужны были вещественные напоминания – три иероглифа виделись ему так же четко, как будто бы он только что записал их. «Дракон». «Тигр». «Борьба». Впервые за долгие годы всех этих одавар, ивадэям и коя его сердце пело. Дракон мчался к Осаке, чтобы успеть. Чтобы вызвать на поединок Молодого Тигра и сказать ему: «Если проиграешь – сделаешь, что хочу»…
*«Обезьяна ворует персики» – прием в ряде школ китайских боевых искусств, при правильном проведении которого гениталии противника оказываются раздробленными. Иносказательно что-то типа: «взять всех за яйца».
**«маки» – ширмы из полотнищ, которыми ограждался командный пункт.
***«противостояние равных» – идиома из трех иероглифов, описываемых в тексте. Литературно переводится на русский как «нашла коса на камень». Последний иероглиф - «борьба» - считается изображением двух рук, выдирающих друг у друга жезл.
-
-
26.01.2010 в 19:50-
-
26.01.2010 в 20:33Мррр)))) Автор благодарит благодарного читателя)
-
-
27.01.2010 в 21:41-
-
27.01.2010 в 22:58Не верю). Но автор счастлив
Автор
-
-
02.02.2010 в 01:40И спасибо за такую заявку xD
-
-
02.02.2010 в 11:29Спасибо)
автор
-
-
12.05.2010 в 10:27Автор... я готова вам хвалебные оды сочинять. Так правильно, так в духе того времени... так....
Я не могу слова подобрать, чтобы описать свои эмоции.
Спасибо, спасибо огромное.
Посткриптум
-
-
12.05.2010 в 10:39автор
-
-
12.05.2010 в 21:13Но он безумно рад, огромное спасибо атору. Тест прекрасен **
-
-
12.05.2010 в 21:56А то подумалось, может чего-то другое в виду имели
-
-
21.01.2011 в 10:30-
-
21.01.2011 в 12:40автор
-
-
09.02.2011 в 20:22я на связный отзыв не способен сейчас, но хочу хотя бы выразить свое восхищение.
и немножко про концовку, то, что получилось сформулировать. конец - такой, какой должен быть, после него сначала вспыхивает дикое желание продолжения, но потом понимаешь, что нет, не надо больше ничего, все правильно, и лучше быть просто не может. хотя если вы все же еще что-то сюда допишете, я буду только счастлив.
и можно вас в умыл? пожалуйста.)
-
-
09.02.2011 в 21:14Спасибо)
автор
-
-
09.02.2011 в 21:55Это великолепно. Я намертво увязла в исторических реалиях, но это только от незнания эпохи)) А в ваших Масамуне и Юкимуру верится с первых слов, хотя текст не совсем даже и про них двоих. Спасибо, это правда великолепно
Откроетесь мне тоже в умыл, если не сложно?
-
-
09.02.2011 в 22:11Спасибо)))
автор
-
-
09.02.2011 в 22:20-
-
09.02.2011 в 22:24автор спалился, автор дупло
Да ладно, я это, я))))
-
-
09.02.2011 в 23:57А я верю, что Дракон успеет, а Юкимура дождется)
-
-
10.02.2011 в 00:16-
-
12.09.2011 в 22:02-
-
12.09.2011 в 22:58-
-
13.09.2011 в 17:39-
-
12.12.2011 в 00:26-
-
12.12.2011 в 00:42